Поэтому здесь будет список моих любимых книжных мужчин)) Если вдруг кому-то захочется сделать приятное унылой мне - присоединяйтесь, а?))
читать дальше
1. Джей Гэтсби (Великий Гэтсби). Мечтатель, не пожалевший целой жизни на осуществление одной-единственной мечты. Как же я люблю новый фильм с ним, где он такой неуверенный-неуверенный и играющий в воплощение эпохи Джаза))
"Gatsby, pale as death, with his hands plunged like weights in his coat pockets, was standing in a puddle of water glaring tragically into my eyes".
2. Сомс Форсайт (Сага о Форсайтах). Зануда, умница и ренегат от своей семьи по эстетическим убеждениям. До сих пор убеждена, что Ирэн - самая глупая женщина во всей истории (после нее идут Дейзи, диснеевская Покахонтас и Лори из Хранителей).
"- Составь мне дополнение к завещанию. Бумага - в ящике туалетного стола.
Сомс вынул листок со штампом «Айсиум-Клуба». Стоя у стола, он написал своим вечным пером вводную фразу и выжидательно взглянул на Джорджа. Голос продиктовал хрипло и медленно:
- Моих трех кляч - молодому Вэлу Дарти, потому что он единственный Форсайт, который умеет отличить лошадь от осла. - Сдавленный смешок жутко отозвался в ушах Сомса. - Ну, как ты написал?
Сомс прочел:
- «Завещаю трех моих скаковых лошадей родственнику моему Валериусу Дарти из Уонсдона, Сэссекс, ибо он обладает специальным знанием лошадей».
Снова этот хриплый смешок:
- Ты, Сомс, сухой педант. Продолжай: Милли Мойл - Клермснт-Гров, дом двенадцать - завещаю двенадцать тысяч фунтов, свободных от налогов на наследство".
3. Шурф Лонли-Локли (Лабиринты Ехо). Еще больший зануда, чем Сомс, тоже умница и вдобавок гордый обладатель split personality. А еще у него рукавички и он приносит кофе жене в постель!
4. Отец Ральф (Поющие в терновнике). Ужасный дурак, но я его так люблю)) Впрочем, его все любят.
5. Лион-Ливень (оттуда же). Self-made man, в исполнении которого уверенность в себе выглядит настоящим искусством))
"- Что мне больше всего в тебе нравится - нет, что я больше всего в тебе
люблю - это что ты не даешь мне потачки, и я никогда не могла с тобой
поквитаться.
Его плечи вздрогнули от беззвучного смеха.
- Тогда смотри на будущее с этой точки зрения, herzchen. Живя со мною под
одной крышей, ты, пожалуй, найдешь способ давать мне сдачи".
6. Волкодав (ясно, откуда). Мне все книги хотелось связать ему шарфик и накормить печеньками с молоком %)))
7. Джордж Герствуд (Сестра Кэрри). Конечно, так ему и надо, но мне отчего-то его очень жаль. Наверное, потому, что он тоже погнался за мечтой, как ни крути. Мало ли какой облик мечта может принять?)
8. Джильберт Блайт (Энн Ширли). За мужчину, который называл бы меня "моя девочка", я бы вышла замуж сразу и безоговорочно.
9. Генри Тилни (Нортенгерское аббатство). Тот самый, который "полоумный субъект")) Чувство юмора у мужчин - такая же важная вещь, как длинный нос.
"- Простите, сударыня, мою нерадивость - в качестве партнера по танцам. Я до сих пор не осведомился у вас - давно ли вы сюда приехали, приходилось ли вам бывать в Бате прежде, посетили ли вы Верхние залы, театр и концерты и какое этот город произвел на вас общее впечатление. Я недопустимо пренебрег своими обязанностями. Но не найдете ли вы возможным дать мне соответствующие разъяснения, хотя бы с опозданием? Если не возражаете, я примусь за дело тотчас же.
- Вам незачем, сэр, по этому поводу беспокоиться.
- Помилуйте, сударыня, мне это не причинит ни малейшего беспокойства. - И, изобразив на лице жеманную улыбку, он спросил более высоким голосом: - Давно ли, сударыня, вы прибыли в Бат?"
10. Список будет дополняться %)) *не может вспомнить того, кого хотела написать десятым*
Бывший инквизитор, тонкий и изящный, ныне - один из сильных мира НИИЧАВО.
Гомен за большой кусок текста)))
- А, К-кристо! - воскликнул он. - П-полюбуйся, Камноедов этот, д-дурак, засадил м-молодого п-парня дежурить н-на Новый год. Д-давай отпустим его, вдвоем останемся, в-вспомним старину, в-выпьем, а? Ч-что он тут будет мучиться? Ему п-плясать надо, с д-девушками...
Хунта положил на стол ключи и сказал небрежно:
- Общение с девушками доставляет удовольствие лишь в тех случаях, когда достигается через преодоление препятствий...
- Н-ну еще бы! - загремел Федор Симеонович. - М-много крови, много п-песен за п-прелестных льется дам... К-как это там у вас? Только тот достигнет цели, кто не знает с-слова "страх"...
- Именно, - сказал Хунта. - И потом - я не терплю благотворительности.
- Б-благотворительности он не терпит! А кто у меня выпросил Одихмантьева? П-переманил, п-понимаешь, такого лаборанта... Ставь теперь б-бутылку шампанского, н-не меньше... С-слушай, не надо шампанского! Амонтильядо! У т-тебя еще осталось от т-толедских запасов?
- Нас ждут, Теодор, - напомнил Хунта.
- Д-да, верно... Надо еще г-галстук найти... и валенки, такси же не д-достанешь... Мы пошли, Саша, н-не скучайте тут.
- В новогоднюю ночь в институте дежурные не скучают, - негромко сказал Хунта. - Особенно новички.
Они пошли к двери. Хунта пропустил Федора Симеоновича вперед и, прежде чем выйти, косо глянул на меня и стремительно вывел пальцем на стене соломонову звезду. Звезда вспыхнула и стала медленно тускнеть, как след пучка электронов на экране осциллографа. Я трижды плюнул через левое плечо.
Кристобаль Хозевич Хунта, заведующий отделом смысла жизни, был человек замечательный, но, по-видимому, совершенно бессердечный. Некогда, в ранней молодости, он долго был Великим Инквизитором и по сию пору сохранил тогдашние замашки. Почти все свои неудобопонятные эксперименты он производил либо над собой, либо над своими сотрудниками, и об этом уже при мне говорили на общем профсоюзном собрании. Занимался он изучением смысла жизни, но продвинулся пока не очень далеко, хотя и получил интересные результаты, доказав, например, теоретически, что смерть отнюдь не является непременным атрибутом жизни. По поводу этого последнего открытия тоже возмущались - на философском семинаре. В кабинет к себе он почти никого не пускал, и по институту ходили смутные слухи, что там масса интересных вещей. Рассказывали, что в углу кабинета стоит великолепно выполненное чучело одного старинного знакомого Кристобаля Хозевича, штандартенфюрера СС в полной парадной форме, с моноклем, кортиком, железным крестом, дубовыми листьями и прочими причиндалами. Хунта был великолепным таксидермистом. Штандартенфюрер, по словам Кристобаля Хозевича, - тоже. Но Кристобаль Хозевич успел раньше.
<...>
Я начал с того, что мстительно прогнал дубля Кристобаля Хунты, написав на его листке, что не могу разобрать почерк. (Почерк у Кристобаля Хозевича был действительно неудобочитаем; Хунта писал
по-русски готическими буквами.) <...>
Я много раз обращался к этой задаче и снова ее откладывал, а вот сегодня добил-таки. Получилось очень изящно. Как раз когда я кончил и, блаженствуя, откинулся на спинку стула, оглядывая решение издали, пришел темный от злости Хунта. Глядя мне в ноги, голосом сухим и неприятным он осведомился, с каких это пор я перестал разбирать его почерк. Это чрезвычайно напоминает ему саботаж, сообщил он.
Я с умилением смотрел на него.
- Кристобаль Хозевич, - сказал я. - Я ее все-таки решил. Вы были совершенно правы. Пространство заклинаний действительно можно свернуть по любым четырем переменным.
Он поднял, наконец, глаза и посмотрел на меня. Наверное, у меня был очень счастливый вид, потому что он смягчился и проворчал:
- Позвольте посмотреть.
Я отдал ему листки, он сел рядом со мною, и мы вместе разобрали задачу с начала и до конца и с наслаждением просмаковали два изящнейших преобразования, одно из которых подсказал мне он, а другое нашел я сам.
- У нас с вами неплохие головы, Алехандро, - сказал, наконец, Хунта. - В нас есть артистичность мышления. Как вы находите?
- По-моему, мы молодцы, - сказал я искренне.
- Я тоже так думаю, - сказал он. - Это мы опубликуем. Это никому не стыдно опубликовать. Это не галоши-автостопы и не брюки-невидимки.
Мы пришли в отличное настроение и начали разбирать новую задачу Хунты, и очень скоро он сказал, что и раньше иногда считал себя побрекито, а в том, что я математически невежествен, убедился при первой же встрече. Я с ним горячо согласился и высказал предположение, что ему, пожалуй, пора уже на пенсию, а меня надо в три шеи гнать из института грузить лес, потому что ни на что другое я не годен. Он возразил мне. Он сказал, что ни о какой пенсии не может быть и речи, что его надлежит пустить на удобрения, а меня на километр не подпускать к лесоразработке, где определенный интеллектуальный уровень все-таки необходим, а назначить учеником младшего черпальщика в ассенизационном обозе при холерных бараках. Мы сидели, подперев головы, и предавались самоуничижению, когда в зал заглянул Федор Симеонович. Насколько я понял, ему не терпелось узнать мое мнение о составленной им программе.
- Программа! - желчно усмехнувшись, произнес Хунта. - Я не видел твоей программы, Теодор, но я уверен, что она гениальна по сравнению с этим... - Он с отвращением подал двумя пальцами Федору Симеоновичу листок со своей задачей. - Полюбуйся, вот образец убожества и ничтожества.
- Г-голубчики, - сказал Федор Симеонович озадаченно, разобравшись в почерках. - Это же п-проблема Бен-б-бецалеля. К-калиостро же доказал, что она н-не имеет р-решения.
- Мы сами знаем, что она не имеет решения, - сказал Хунта, немедленно ощетиниваясь. - Мы хотим знать, как ее решать.
- К-как-то ты странно рассуждаешь, К-кристо... К-как же искать решение, к-когда его нет? Б-бессмыслица какая-то...
- Извини, Теодор, но это ты очень странно рассуждаешь. Бессмыслица - искать решение, если оно и так есть. Речь идет о том, как поступать с задачей, которая решения не имеет. Это глубоко принципиальный вопрос, который, как я вижу, тебе, прикладнику, к сожалению, не доступен. По-видимому, я напрасно начал с тобой беседовать на эту тему.
Тон Кристобаля Хозевича был необычайно оскорбителен, и Федор Симеонович рассердился.
- В-вот что, г-голубчик, - сказал он. - Я не-не могу дискутировать с т-тобой в этом тоне п-при молодом человеке. Т-ты меня удивляешь. Это н-неп-педагогично. Если тебе угодно п-продолжать, изволь выйти со мной в к-коридор.
- Изволь, - отвечал Хунта, распрямляясь как пружина и судорожно хватая у бедра несуществующий эфес.
Они церемонно вышли, гордо задрав головы и не глядя друг на друга.
Блин. *читает текст* Есть две книги, которые я трагически не понимаю - "Александрийский квартет" и вот это дело %)) Я "Понедельник" пыталась прочесть раз пять %)) У меня какой-то блок на него %)))
Но Хунта хорош, согласна))))
2. Иван Некитаев и Петруша Легкоступов. (Крусанов, Укус ангела)
Пишу обоих в одну строчку, не потому что я слешер, а потому что один без другого банален и скучен. Иван - несчастный безумный властелин мира. Петруша - несчастный безумный советник, без радости, но с удовлетворением сносящий свою участь.
и опять гомен за большой кусок)))
Когда Петруша обмяк и пальцы его перестали цепляться за руки и ноги мучителя, Некитаев вытащил едва живого герменевтика на берег.
Стоя на карачках, Легкоступов довольно долго кашлял, выкатывая из орбит красные глаза, хрипел и производил ещё какие-то рвотные движения и звуки, при которых из носа и рта его хлестали потоки целебной воды, сдобренные «Каберне» и тягучей желчью. Наконец, насилу оправившись, Петруша немощно растянулся на траве и судорожно прошипел:
— Дрянь!.. Ублюдок!.. Я же утоп!
Но Иван был мрачен и убедительно серьёзен.
— Пусть за то, — хмуро рассудил он, — Всеведущий сам с себя взыщет. Разве не так выходит? — В глазах кадета не было никого — ни зверя, ни человека. — Запомни, Легкоступов: я знаю, что кровь во мне стала чёрной. Кровь во мне переменилась, и теперь мне всё можно. О Тане забудь. Ты понял меня, Легкоступов?
Петруша понял. Он ещё не отдышался до конца и взгляд его был мутным, но он всё понял.
— Ты же брат ей... — вышла из него задохнувшаяся мысль.
— А впредь давай устроим так, — предложил Иван, — я буду делать как захочу, а ты будешь объяснять, почему я поступаю правильно.
Как ни странно, эта мрачноватая шутка со временем преобразилась в некий зловещий постулат, действительно определявший суть одного из уровней их отношений. Однако это случилось потом. Теперь же Петруша подхватил свою одежду и, бормоча довольно банальные ругательства, на нетвёрдых ногах устремился к дому. Иван остался на берегу. Он сидел неподвижно над мерно бликующей гладью, а из воды жёлтыми бисеринами глаз долго и неотрывно смотрела на него узкая уклейка. Если и было сейчас в Иване что-то от солнца, которым он когда-нибудь намеревался явиться державе и миру, то это было солнце в затмении.
Холден Колфилд ("Над пропастью во ржи"), близнецы Уизли (Сами-Знаете-Откуда), Адам Янг ("Добрые предзнаменования") и тра-та-та-та-тааааааа Корвин("Хроники Амбера").
Я уверена, что я кучу достойных мужикофф забыла. Как всех вспомню, так наваяю соответствущий пост))
Awwwwwwwwww)))))
Коолфилда тоже люблю)))) *вспоминает* Мне его тоже хочется печеньем накормить))))
а еще Завулон, если из попсового))) который книжный ,а не который в клетчатой рубашке и Вержбицкий, хотя последний тоже весьма неплох)))
2. Эдвард Каллен. Без слов! Самый-самый )))))))))
3. Лён (из тетралогии Ольги Громыко) Великий и ужасно красивый мужчина.
Что-то меня на вампиров потянуло ))))))
Что-то меня на вампиров потянуло ))))))
а Ватсон тоже кровопивец?))))
Еще тот; а что он все время с Шерлоком таскается, ты думаешь?)))))
Остап Бендер.
даааа, роскошный мушшина